Джек Вэнс - Умирающая Земля [ Умирающая земля. Глаза другого мира. Сага о Кугеле. Риалто Великолепный]
Это было высокое здание с четырьмя окнами. Стекла давно вылетели, но сохранились бронзовые рельефы и маленькие балкончики. Мраморная балюстрада перед террасой и вовсе сияла белизной, придававшей фасаду отрешенное равнодушие. Слышалась тихая музыка.
Но Гвила привлекло нечто иное. Соскочив с коня, он отвесил поклон девушке, которая задумчиво сидела на перилах балюстрады. Несмотря на холод, на ней было только легкое желто-оранжевое платье. Золотистые волосы окутывали плечи, оттеняя задумчивое личико.
Гвил поздоровался. Девушка улыбнулась, кивнула в ответ, поправляя упавшие на глаза пряди.
— Скверная ночка для странников!
— А равно и для мечтателей, — в тон ей откликнулся Гвил.
Она снова улыбнулась:
— Мне не холодно. Я сижу и мечтаю… И слушаю музыку…
— Что это за место? — Гвил, оглядывал улицу, но взгляд его все время возвращался к девушке. — Здесь есть еще кто-нибудь, кроме тебя?
— Этот город называется Карчезель. Он был покинут десять веков назад. Я и мой старый дядюшка прячемся здесь от сапонидов.
Девушка казалась Гвилу все более очаровательной.
— Ты озяб? — воскликнула она. — А я-то держу тебя на улице! Входи же, будь как дома!
— Спасибо, но сначала надо позаботиться о коне.
— Его можно поставить вон в том сарае. Конюшни у нас, к сожалению, нет.
Там, куда она указала, стояло маленькое строение с настежь распахнутой дверью. Он расседлал коня и завел его внутрь.
Неожиданно его слухом завладела музыка — протяжные и таинственные созвучия, плывущие в темнеющем воздухе.
— Очень странно, — пробормотал он, поглаживая коня. — Дядюшка играет, девушка мечтает… Впрочем, излишняя подозрительность тоже до добра не доводит. Если даже она и ведьма, то взять с меня нечего… А если они и вправду беженцы, да еще любят музыку, стоит и мне сыграть пару-тройку мелодий… Надо же чем-то отблагодарить за гостеприимство… — Он достал из седельной сумки свою флейту и направился к девушке.
— Как твое имя? — спросила она. — А то я не знаю, как представить тебя дяде.
— Я Гвил из Сфиры. Это место за рекой Скаум в Асколэсе. А твое имя?
Она засмеялась. Входная дверь была приоткрыта. Мягкий желтый свет ложился на булыжную мостовую.
— У меня нет имени. Зачем оно? Кроме нас с дядей здесь никого нет, он может обратиться только ко мне.
Гвил удивился. Это действительно выглядело странно. Может, она считает его колдуном и боится порчи?
Едва они вошли в дом, как флейта заиграла громче.
— Если ты позволишь, я буду называть тебя Амис, — попросил Гвил. — Так называется южный цветок, такой же золотистый и нежный, как ты.
Она кивнула:
— Пожалуйста, если тебе так нравится.
Они вошли в комнату, украшенную гобеленами. Лица овеяло теплом. Здесь ярко пылал камин, возле него блестел приборами накрытый стол. В кресле сидел неопрятный лохматый старик — спутанные седые космы падали ему на плечи, всклокоченная грязно-желтая борода походила на паклю. Ноги были обуты в ободранные сандалии. Он продолжал играть на флейте, не замечая вошедших. Гвилу почудилось, что девушка пританцовывает на ходу.
— Дядюшка Людовик! — весело крикнула она. — Я привела гостя, господина Гвила из Сфиры.
Гвил присмотрелся к старику: поразительно — у него были проницательные молодые глаза, полные лихорадочным блеском. Больше того, глаза смеялись. Это обескураживало — потому что на морщинистом лице читалась целая повесть, полная страданий и утрат.
— Дядя — великий музыкант, в этот час он всегда играет. Он придерживается такого распорядка уже долгие годы…
Гвил вежливо поклонился.
Амис шагнула к столу.
— Угощайся, Гвил! Дай я налью тебе вина. А потом, быть может, ты тоже сыграешь нам на флейте.
— С радостью, — откликнулся юноша и увидел, что лицо старика просветлело, а уголки губ дрогнули.
Пока Гвил утолял голод, Амис все подливала ему вина, так что, наконец, комната поплыла у него перед глазами.
Дядя Людовик продолжал играть свою мелодию, нежную, как журчание ручейка. Ее переливы убаюкивали. Сквозь дрему юноша следил, как Амис кружится в танце.
«Странно, — думал Гвил, — эти одинокие люди совсем не ожесточились и сохранили любовь к прекрасному…»
Он очнулся и поднялся из-за стола. Людовик все еще что-то наигрывал, мелодия подражала пению птиц на восходе солнца. Амис танцевала, с каждым шагом приближаясь к Гвилу. Он уже ощущал тончайший аромат ее духов, и не мог отвести глаз от золотых волос и счастливого лица.
Людовик почему-то смотрел на нее сердито.
— Может быть, сейчас поиграешь ты? Ты так молод и так силен… — попросила Амис, перехватив его затуманенный взгляд. — Ты ведь не откажешься сыграть для дяди? Он будет очень доволен и скоро уйдет спать. А мы сможем беседовать хоть до утра.
— С удовольствием поиграю, — проговорил Гвил, с трудом шевеля губами — вино брало свое. — Мои домашние всегда слушали меня с удовольствием… Пусть моя музыка расскажет вам о Сфире.
Случайно взглянув на старика, Гвил удивился: лицо выражало чистейшую радость. Его любовь к музыке поистине достойна восхищения.
— Ну же, играй! — попросила Амис, подталкивая его.
— Не лучше ли подождать, пока дядя закончит. Мне не хотелось бы показаться невежей, — попытался возразить Гвил.
— Нет, чем раньше ты дашь ему понять, что хочешь играть, тем скорее он закончит. Просто возьми флейту. Он плохо слышит, — пояснила девушка.
— Ну ладно, — согласился Гвил, — только я лучше возьму свою флейту.
Его невинные слова произвели странное действие: в глазах Амис сверкнуло непонятное торжество, а на лице ее дяди проступило выражение безнадежной покорности.
Гвил отвернулся, смутившись.
— Вы не хотите меня слушать?
На мгновение в комнате стало тихо. Амис стояла перед ним, трогательная и прекрасная:
— Что ты! Я уверена, что твоя музыка приведет дядю в восторг. Просто он хотел бы услышать, как в твоих руках будет звучать его флейта.
Людовик кивнул, и его молодые глаза опять как-то странно сверкнули.
Его инструмент был восхитителен — серебристый металл, золотые инкрустации… И кажется, он не слишком-то хотел уступить его даже на время.
— Возьми флейту, — настаивала Амис, — он просто не может уловить, о чем речь.
Людовик затряс головой, то ли подтверждая, то ли отрицая что-то. Гвил поддержал его участливым взглядом.
— Я пока что сыграю на своей флейте — она почти что часть меня, и к тому же мне не хочется беспокоить твоего дядю. Слушайте! — И Гвил поднес мундштук к губам. — Это песня из Кайна, она называется «Опал, жемчужина и фазан».